Я хотел бы вспомнить один эпизод, относящийся к очень, казалось бы, далекой и экзотичной сфере. Это культура дзэн, хотя, в общем-то, дзэн-культура, как и любая другая восточная культура, во многом имеет в своем основании взаимоотношения учителя и ученика.
Этот эпизод в виде притчи рассказывал замечательный философ и буддолог Александр Моисеевич Пятигорский.
Ученик дзэн обращается к мастеру и говорит ему: «Учитель, я читал мантры ровно так, как читали их Вы, и даже пытался соизмерять свое дыхание с тем ритмом, с которым вдыхали и выдыхали этот воздух при чтении Вы. Я постился, постился 16 дней. А просветление все никак не наступает». На что мастер ответил: «А ты не так читал. А ты не так постился». «А как?» – удивился ученик. Мастер ответил: «Когда ты и я об этом узнаем, ты уже будешь другим, и я тоже буду другим».
Мудрость состоит в том, что здесь на самом деле в чистом виде выражена учительская миссия, независимо от культурной принадлежности учителя.
Мы теряем интерес не к математике, физике, биологии, мы теряем в школе интерес к себе, который так и не нашли в этих учебных предметах, который так и не нашли в этих учебных предметах.
Полагаю, что мы уже наперед знаем, что нам дадут те или иные знания, умения, навыки, насколько они нам нужны. И мы совершенно не предполагаем, что вдруг, как-то неожиданно, мы находим себя.
А со мной было такое несколько раз, например, при подготовке к экзамену по геометрии в 8-м классе, которую я вообще не учил в школе. И вдруг я неожиданно понимаю, что мне математика, что мне физика, что мне история... Это уникальный момент.
Задача учителя – подготовить ученика к тому, чтобы он свое не пропустил. А там, где ученик проскальзывает этот момент (такое тоже может быть), попытаться его чуть-чуть придержать.
Все. Больше в этом искусстве ничего нет. А в этом смысле педагогика, конечно, является именно искусством.
А второй пример – из моей биографии.
Далекий от всяческого дзэн пример из моей жизни, вполне обычной, из прекрасной московской 388-й школы Куйбышевского района. Пример с уроков НВП.
Мне приходится работать со школами уже много-много лет после окончания собственной школы. Я перевидал огромное количество разных учителей, и не перевидал, а имел с ними тесный контакт профессиональный.
Но я должен сказать, что, пожалуй, один из самых лучших учителей, которых я когда-либо встречал за свою жизнь, один из лучших учителей, которых я знаю, преподавал НВП, начальную военную подготовку. Это был Иван Андрианович Сашкин.
Если не ошибаюсь, он подполковник, ветеран Великой Отечественной войны, летчик, что немаловажно, человек добрейший, тонко чувствующий, деликатно понимающий своих учеников. Ни грамма солдафонства какого-то я в нем так и не разглядел, хотя НВП преподавалось, по-моему, два или три года тогда.
Несмотря на то что на его уроках всегда было здорово, не ложилась мне на душу ни начальная военная подготовка, ни вообще какая бы то ни была военной подготовка.
Я, конечно, не пацифист, но предельный, наверное, антимилитарист. Хотя прекрасно понимаю – мне чуждо это чистоплюйство, что война – самое грязное дело, которое вообще существовало и существует за всю историю человечества.
Но это грязное дело, часто подготовленное в мирное время, нужно разгребать. И есть такая профессия – разгребать эту грязь, как это очень точно сказано в замечательном фильме «Офицеры». Там «защищать Родину», но, к сожалению, в военном ракурсе защищать Родину означает одновременно разгребать грязь, называлось «защищать Родину от грязи».
У меня абсолютно не лежало сердце к этим противогазам, респираторам и особенно автомату Калашникова.
У меня не получалось его разбирать, разбирать в нормативы. Мне все время было некомфортно перед некоторыми нашими очень спортивными, дерзкими ребятами, которые брали этот автомат приступом, которым страшно нравилось его трогать, правда, может быть, немного в ущерб другим тактильным и не только тактильным, но и интеллектуальным контактам. Сашкин это заметил, естественно. И вдруг в какой-то момент мне говорит: «Слушай, по-моему, ты можешь сделать хороший доклад по истории автоматического оружия».
Я удивился. А так как докладчик я был штатный по разным дисциплинам, и по истории, и по биологии, то этот вызов меня немного даже раззадорил.
Я пошел в библиотеку имени 50-летия Октября (сейчас самая главная, по-моему, центральная, она называется Юношеская библиотека, что на Преображенской площади) и заказал литературу. Ее оказалось довольно много.
Я взял вначале одну книжку, и она мне страшно понравилась, потому что там была развернута драма идей, как кристаллизовалась вообще конструкция того же самого автомата Калашникова.
С тех пор я приобрел глубочайшее уважение к Михаилу Тимофеевичу Калашникову, который, безусловно, является гениальным изобретателем. Только не надо путать человека и памятник, сделанный бездарностью.
Я увидел конкуренцию, соревнования, скрытые интриги, тогда еще про эти интриги не писали, но их можно было распознать за текстом. Не знаю, стал ли я военным историком, но вполне возможно, что именно в этот момент я почувствовал интерес к психологии творчества, которой я занимаюсь по сей день.
Я взял еще несколько книг, сравнил, сопоставил, подумал, выявил ключевые линии развития этого сюжета и подготовил доклад.
Иван Андрианович, когда прослушал доклад, сказал: «Ну, тебе нужно поступать на военную историю. Из тебя получится военный историк». А я тогда метил совершенно в другое.
Но вот эта работа мне запала. Кстати, если мне денек посидеть, я вполне смогу прочитать небольшую популярную лекцию об истории стрелкового оружия, не только автоматического, потому что я потом влез и в предысторию. Но что самое интересное, я подхожу к Ивану Андриановичу и говорю:
– А можно я останусь после уроков?
– А что такое?
– А Вы мне автомат дадите?
– Ты же сделал прекрасный доклад! Зачем тебе автомат еще?
А я почувствовал: «Ну, я же знаю его лучше всех этих стрелков, хотя какой я танкист, но лучше всех этих танкистов, лучше всех этих дерзких парней. Как это я с ним не справлюсь вручную? Это невозможно!».
Я взял автомат Калашникова и на глазах у Сашкина разобрал его с первого раза по нормативу. Потом уже после нескольких упражнений я стал разбирать его сверх норматива, то есть укладываясь за несколько секунд до положенного времени.
Гениальный педагог! Он нашел то место, где я себя потом нашел, а я об этом даже и не подозревал.
Пусть я не стал военным историком, но, наверное, даже собрать и разобрать автомат Калашникова сейчас я сумею лучше и с меньшими проблемами, нежели подготовлю доклад по стрелковому оружию.
Такие педагоги, как Иван Андрианович Сашкин, нужны всегда. Не важно, что они преподают: математику, физику, НВП, физкультуру, черчение.
Главное, что они находят то место, в котором человек, встречаясь с предметом своим, способен эту дисциплину не только сделать своей, но и изменить что-то важное в своей судьбе.
