Гульельмо Де Санктис. Микеланджело Буонарроти и Франческо Ферруччи проектируют укрепления Флоренции
7.03.20256 марта 1475 года, 550 лет назад родился Микеланджело Буонарроти, скульптор, живописец, архитектор, поэт, винодел. Титан Высокого возрождения, признанный гений. А… «ребенок – непризнанный гений средь буднично серых людей», как писал Максимилиан Волошин. Хотя вопрос: признали бы такие люди гением Микеланджело, если бы им не объяснили в школе?«Отсечение лишнего»Кто создал все, тот сотворил и части –
И после выбрал лучшую из них,
Чтоб здесь явить нам чудо дел своих,
Достойное его высокой власти...В этих четырех строчках Микеланджело – вся суть «работы воображения». И взрослого, и детского.
Титан «берет глыбу мрамора и отсекает от нее все лишнее». А что лишнее? То, что заточает в камне ангела, уточняет Микеланджело: «Я видел ангела в куске мрамора и вырезал, пока не освободил его».
Творчество – это смерть и рождение глыбы. Камень – агрегатное состояние хаоса. «Замороженная» энтропия. В том, что осталось от каменной глыбы, избавленной от избытков неприкаянной материи, торжествует свою победу над законсервированным хаосом живая «глыба» – Личность освободителя.
Но ведь и он вовсе не подошел к каменной глыбе уже со своей готовой свободой, чтобы навязать ее. Он высек эту свободу из камня – отбрасывая неуместное и несвоевременное. А своевременным в творчестве бывает только будущее, уместным – то, что сейчас притягивает его. Преодоление окаменевшей избыточности (а это сложнее всего) становится работой с «пространством-временем», в котором рождается творец, освободитель, Личность. Это, значит, сделать, как говорил апокрифический Иисус, внешнее как внутреннее. Творчество – это всегда аскеза, в «психологическом» остатке, когда от человека (и от материала) остается не «кочерыжка», а гениальная простота.
Правда, это тоже Микеланджело (в переводе Федора Тютчева):
Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать – удел завидный...
Отрадно спать, отрадней камнем быть.Это о Ренессансе. Да, в ценностном фокусе Возрождения – Человек в ореоле расцвета наук и искусств, но он же – привязанный к шесту и объятый пламенем на римской Площади Цветов. Это эпоха Итальянских войн с вовлечением многих европейских государств, одной из самых длительных и, возможно, самых кровопролитных междоусобиц – 30-летнего противостояния Алой и Белой Розы в Британии, первоначальной колонизации мира и т.д., и т.п. А рядом творят титаны, по которым иногда пылают костры…
Титанизм – экстремально развитая способность к «отсечениию лишнего». А что «отсечь» от самого Микеланджело Буонарроти? Поэта? Архитектора? Живописца (которым сам он себя на считал)? А, может быть… скульптора?! Может быть, стоит пожертвовать и скульптором. В пользу титанического мыслителя, которым он был и в скульптуре, и в архитектуре, и в поэзии, и в живописи. Титанизм – это не космическая всеядность. Это – цельность космоса внутри, откуда и приходит будущее, воплощаемое в любых пространствах и временах.
А что, кого «освобождает» ребенок? Палочка, в которой он вдруг «увидит» лошадку – сродни куску мрамора. Но «освобождает» малыш не ее, а наездника, которым станет в игре. Другого человека, который уже где-то притаился в нем, но не было волшебного жезла (палочки), чтобы вызволить… Этот «другой», как джинн, однажды выпущенный из сосуда, превращается в спутника на всю жизнь. Он может быть не только наездником, в нем бесконечный запас возможностей для самых разных воплощений. Воплощений человеческого в человеке. И уже за пределами игры.
Ведь воображение – это способность посмотреть на вещь, ситуацию, событие, другого человека, на себя самого больше, чем одной парой глаз. Такая виртуальная многоглазость, без которой не построить своего, самобытного – человеческого – образа мира. Концентрированный взгляд всех, но – мой, а потому ни на чей другой не похожий, способный проникнуть в то, что другие не видят. Но и я не увидел бы, если бы не «сконцентрировал взгляда».
Такие концентрации всегда уникальны и, как правило, спонтанны. Без них не бывает ни гениальных озарений, ни осмысления того, что повседневно творится вокруг и внутри.
Каждый из нас в воображении смотрит на мир «глазами человечества», у которого нет отдельных глаз, а наши глаза становятся для человеческого рода окулярами для проникновения в неизведанное (значимое или незначимое для него – другой вопрос). Это – главный пункт концепции выдающегося мыслителя Эвальда Васильевича Ильенкова, в развитие которой я около 40 лет назад, под началом, а потом и совместно с его другом, моим учителем Василием Васильевичем Давыдовым, начал работать над темой воображения.
«Сотворение Адама» Микеланджело – любимая фреска В.В. Давыдова, ее репродукция висела у него над рабочим столом в домашнем кабинете. Знаковый ренессансный образ. Адам не дотягивается своим указательным пальцем до указательного пальца Бога. «Недоданность» Божьего дара, который не передается готовым из рук в руки, а возникает в зазоре указаний и в самостоятельном усилии Адама дотянуться. «Искра Божья» вспыхивает без замыкания контактов. В напряженном поле воображения.
И – из того же стихотворения Микеланджело:
Лишь вашим взором вижу сладкий свет,
Которого своим, слепым, не вижу;
Лишь вашими стопами цель приближу
К которой мне пути, хромому, нет…Дети хотят быть всемДети-дошкольники по-своему, «титаны». Они стремятся «видеть все», «творить все» и «быть всем», пусть и под определенным углом, который задает воображение. А взрослые, ничтоже сумняшеся, легко обходят эти углы, «отсекая лишнее» в них из соображений своей взрослой целесообразности. Без воображения (из коротких штанишек которого они выросли, не заметив, что «зарыли в себе» универсальную человеческую способность, конечно же, не только, и не столько своим руками – руками других взрослых), смыслового чутья и такта.
Как-то в передаче «Минута славы» показали очаровательную и очень способную, невероятно артистичную четырехлетнюю девчушку. С двух лет она занимается гимнастикой, а теперь стоит на руках и одновременно поет в микрофон.
– Тебе нравится то, что ты делаешь? – спросил ведущий, когда номер завершился.
– Нет, – ответила малышка.
А еще до передачи ей задавали такой вопрос:
– Кем бы ты хотела быть?
– Всем! – Ответ был кратким и по-своему точным.
Что же такое ее «всё»? Это и полет под куполом цирка, и съемка в кино (то, что она сама включила), и, допустим, сочинение стихов, рисование. Но такое «всё», с точки зрения взрослых, – журавль в небе. Так не бывает. Лучше синица в руке, то бишь микрофон, в который поешь, одновременно делая акробатическую стойку. Это всех восхищает, на это можно натренировать, это глубоко удовлетворяет родительские амбиции.
Наша героиня, например, признается: акробатика ей не нравится. А выступать здесь – это да, ей перед аудиторией и кинокамерами очень радостно. А взрослые радуются акробатическим и прочим достижениям.
Мне часто приходится работать с детьми, которые расплатились своим детством за такие вот «радости», не столько свои, сколько взрослых. На корню убитые учебные интересы, «школьные неврозы» еще до школы, эмоциональное неблагополучие, в целом, неконтролируемое внимание, неадекватная самооценка – это лишь скромный перечень тех проблем, к которым привели детей амбиции взрослых. Специалисты давно уже говорят о вреде ранней муштры детишек в садиках с «особыми» образовательными программами, в специализированных студиях и спортивных секциях, занятий с репетиторами дома, начиная с полутора лет, но большинство тех же родителей не подозревают об их масштабе. И вот, на потоке (и нарасхват) – очередная «Математика, не отрываясь от груди».
Дорожки к развалам с такой литературой вымощены благими намерениями и мифами о том, что «после трех лет уже поздно».
Дело даже не в когнитивных и прочих «передозировках», которые не соответствуют «возрастным возможностям». До определенного возраста дети вовсе не ориентируются на содержательную сторону усваиваемого (может быть, это и во спасение). Более того, поначалу взрослое педагогическое предложение воспринимается ими как шанс попробовать что-то интересное из желанного «всего». Но воображение тянется к другому «интересному», которое лишь в составе этого «всего» и «интересно», и вдруг упирается в ограничение.
Микеланжджело. Фигура мужчины. Наброски мелом
Так во имя чего «отсекается лишнее» – взрослыми и детьми? Предварительный ответ – снова у Микеланджело:
И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, – и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит.
Жду ль радости, тревога ль сердце давит,
Мудрейшая, благая донна, – вам
Обязан всем я, и тяжел мне срам,
Что вас мой дар не так, как должно, славит.
Не власть Любви, не ваша красота,
Иль холодность, иль гнев, иль гнет презрений
В злосчастии моем несут вину, –
Затем, что смерть с пощадою слита
У вас на сердце, – но мой жалкий гений
Извлечь, любя, способен смерть одну.Воображение – не только взгляд невидимыми глазами невидимых других. Это – еще и адресация к ним, как если они были видимыми и могли ее «прочитать». Но кто-то из них должен быть обязательно персонализирован и значим для воображающего. Для кого-то – это «благая Донна», для кого-то – мама, папа или детсадовский друг, воспитательница, учитель, Дед Мороз… разумеется, – всегда сам воображающий. «Референтный круг» адресатов сам собой постепенно расширяется и адресация становится общезначимой.
Мотив быть услышанным, понятым и при этом не остаться без ответа – лейтмотив детства и творчества. Он и «подсказывает», что оставить, а что отсечь – в логике реального положения вещей, которые объединяют «референтный круг», небезразличны для вовлеченных в него, пусть им условно будет хоть все человечество.
Понятое поначалу одним, ибо только ему предназначенное, становится
понятным другим. Но если не понял он, главный адресат, не поймут и другие.
Творенье может пережить творца:
Творец уйдет, природой побежденный,
Однако образ, им запечатленный,
Веками будет согревать сердца.
Я тысячами душ живу в сердцах
Всех любящих, и, значит, я не прах,
И смертное меня не тронет тленье.
Так и в искусстве, свыше вдохновлен,
Над естеством художник торжествует,
Как ни в упор с ним борется оно;
Так если я не глух, не ослеплен
И творческий огонь во мне бушует, –
Повинен тот, кем сердце зажжено.Колонка Владимира Кудрявцева в газете "Вести образования"
На развитие сайта